Ростовский менестрель
«Дядя Яша» - так звали талантливейшего клоуна-эксцентрика из Ростова-на-Дону Якова Семеновича Гофтмана дети в Бухенвальде. Попав в плен во время боев в районе Ельни осенью 1941 года, Яков Семенович начал свой путь узника концлагерей. Даже в лагерном аду «дядя Яша» умудрялся сохранять потрясающий оптимизм и жизнелюбие. Как помочь узникам лагерей смерти – со-узникам?.. А почему бы не создать настоящий барачный оркестр? «Саморазговаривающие» трубы, самодельные балалайки, аккордеоны из котелков, пуговиц и тряпья и антифашистская сатира – острое и точное слово. Антифашистские листовки, деятельность в подпольном комитете «Борьба». Карцер. Трое суток Якова Семеновича избивали, пытаясь узнать, кто с ним работал. Яков Семенович молчал. А затем – Бухенвальд. В лагере смерти томились узники 19 национальностей, среди узников были и дети. Для многих из них «дядя Яша» стал и другом, и отцом.
11 апреля 1945 года над Бухенвальдом был поднят красный флаг. Яков Семенович, участник интернационального восстания узников, увез из лагеря смерти дорогую реликвию – сделанный руками товарищей струнофон, смастеренный из швабры, лесок и консервных банок. Международный день освобождения узников фашистских концлагерей установлен в память об этом восстании – о небывалом мужестве узников.
Автор произведения – протоиерей Сергий Красников, настоятель храма Всех Русских Святых г. Ростова-на-Дону. Другие стихи автора читайте в рубрике «Тропами войны».
«Эта история не могла меня не тронуть. Яков Семенович, рискуя своей жизнью, делал все, чтобы поддержать людей, которые оказывались с ним рядом в лагерях смерти. О том, какую роль сыграл «дядя Яша» в жизни детей из Бухенвальда, мы узнаем из их воспоминаний. Именно благодаря «дяде Яше» многие из детей смогли выжить. Яков Семенович Гофтман – наш земляк, ростовчанин, талантливый артист, человек с большой буквы», - делится протоиерей Сергий Красников.
Ростовский менестрель
Дяде Яше (Якову Семёновичу Гофтману) – клоуну Ростовского цирка посвящается
Так повелось от корней –
Ратную службу несут
Всяк на своём рубеже
Инок, воин и шут.
К. Кинчев
Что за предивные мотивы!
Вот так талант! Всем бардам бард!
А вы ноктюрн сыграть смогли бы
На швабре в гетто «Бухенвальд»?
Во тьме уныньем переполненных бараков
Он был иным – одним из тех, кто верил в свет,
Шут-менестрель ростовский, Божий раб Иаков,
Открывший детям тайну жизни: «Смерти нет!».
Он наших чувств – почти застывших – пятерицу
Расшевелив, шутя, куплетами про жизнь,
Чтоб вновь улыбкой оживали наши лица,
С любовью каждому шептал: «Малыш, держись!».
И, подзывая самых маленьких поближе,
Он пел, заглядывая ласково в глаза:
– Тон смерти низок. Жизнь поёт октавой выше.
Коль хочешь жить, гляди с надеждой в Небеса.
«А мне мечталось о гастролях по Союзу.
Но… как завещано поэтом на века –
Веленью Божьему послушна будь, о Муза!
И вот… по Западной Европе жизнь-река
Меня, в ладье-тюрьме вздыхающего горько,
От Дона тихого до Ильма донесла.
И что ни вечер, то аншлаг! Подумать только!
И мой любимый зритель – дети! Вот дела!»
Во мглу барака, прорываясь в щели крыши,
Свистел фальцетом ветер – пасынок зимы.
А он звенел для нас душой октавой выше,
Чтоб нам забылось хоть на миг о том, где мы.
Весна! «Наш цирк сегодня с новым вдохновеньем –
С премьерным номером "Апрельский нескучай".
Итак, друзья, мы начинаем представленье!
Пусть смеха лучики растопят снег-печаль!»
На бис частушки «Гитлер плачет, ждёт капута»
Пел Яша вновь и вновь под наш задорный смех.
И сам смеялся, позабыв тогда как будто
О том, что смех по тем канонам – смертный грех!
«Ох, нам бы, милые мои, чуть-чуть потише,
Чтоб безбилетных ненароком не зазвать.
Сейчас сыграть бы на одну октаву выше,
Жаль, струны в швабре перепутались опять!»
Афиша-шёпот: в тот же час, на том же месте.
Входной билет – улыбка, имя – вместо цифр.
И льются рифмы к именам, слагаясь в песни.
Вновь на арене смерти – лучший в мире цирк!
«Ах, детки, детки! Как же пальцы смерти липки!
О том смолчу, что вижу вас в последний раз».
И вновь летят к его ногам цветы-улыбки,
Аплодисменты… как всегда – морганьем глаз.
Он, поклонившись, улыбнулся, тихо вышел.
А мы умолкли все, как будто бы поняв,
Что он прожил бы эту жизнь октавой выше,
Но только выше в этом мире нет октав!
Во тьме уныньем переполненных бараков
Он был иным – одним из тех, кто верил в свет,
Шут-менестрель ростовский, Божий раб Иаков,
Нам возвестивший тайну жизни: «Смерти нет!».
Пусть вьюжит в памяти концлагерная сажа,
Но снова светлый нам из детства снится сон…
О том, как с нами попрощался дядя Яша,
Как он с улыбкой в облака ушёл, как он…
Променестрелив чрез небесные заставы
К Тому, Кто жизнь дарует, смертью смерть поправ,
Услышал то, о чём мечтал порой у жизни-переправы –
Как в свете вечности сливаются души святой октавы
С небесным звоном ангельских октав.
* Ильм – река, которая протекает недалеко от того местечка, где располагался Бухенвальд.
