Иерей Николай Бабкин: «Священник-блогер – золотые ворота в церковь»

 

• ФИО: Бабкин Николай
• Должность, регалии: священник-блогер, клирик храма во имя святителя Николая Мирликийского в Отрадном (г. Москва)
• Специализация: священнослужение, блогерство
• Жизненное кредо: «Верующим быть – здорово!».

 

 

«Священник-блогер, который пытается достучаться до людей, это – золотые ворота в церковь. Конечно, внутри храмов люди могут потом увидеть много неприятного, но первое впечатление – это самое главное. Если ты познакомишься с нормальным священником, тебе потом будет проще перенести и «злых бабушек», и многое другое. Кстати, «злые бабушки», почему-то волнуют людей только в Церкви. Хотя бабушки-то те же самые, что и на улицах, и в магазинах, и везде», - рассуждает священник-блогер, клирик храма во имя святителя Николая Мирликийского в Отрадном, иерей Николай Бабкин. Следует ли показывать свою повседневную жизнь в соцсетях; можно ли помыслить брак без детей; каково это отправиться в полугодовую миссионерскую поездку на Чукотку, оставив молодую жену с младенцем-первенцем; что делать, когда понимаешь, что Церковь состоит из людей, а не только из Ангелов; как это в 17 лет почувствовать, что «священство – это моё» - об этом и многом другом – в нашем материале.

 

 

- Если посмотреть на Ваши фотографии до рукоположения и после, то можно увидеть двух совершенно разных людей. Преображение до неузнаваемости. Как Вы это объясните?

 

- В моей жизни появился Бог. У каждого это происходит по-разному, а вот у меня Божественное вмешательство было сопряжено с влюблённостью, я познакомился с родной душой – своей будущей женой. Мы с ней познакомились в Интернете, пообщались и поняли, что значим друг для друга очень много. Не только как, возможно, будущие супруги, но, прежде всего, как близкие по духу люди.

 

 

Бог в любви познаётся. Как в Писании сказано: «Кто говорит: «Я люблю Бога», но ненавидит своего брата, тот лжец» (1Ин 4:20). Когда ты сталкиваешься с человеком, который действительно любит твою душу, это раскрывает в тебе и веру в Бога, ты начинаешь понимать, почему Бог любит людей, и сам учишься любить Бога.

Почему основой христианской веры является семья? Потому что именно в семье человек раскрывает свои творческие христианские способности.

 

 

- Ваша семья ещё довольно молодая, но уже прошла некоторые испытания, даже расставание на полгода в связи с Вашим служением на Чукотке. Что это было лично для Вас и для Вашей семьи?

 

- Это миссия. Испытание. Наша епархия – миссионерская, и все священники, хотя бы один раз, но ездят на Чукотку. Морально все к этому готовы, но, когда тебе об этом вдруг сообщают, это всё равно становится неожиданностью.

В то время у нас с матушкой как раз родился первенец. Младенцу несколько месяцев - не повезёшь ведь его на Чукотку… Пришлось мне на полгода оставить свой приход, свою семью и отправиться в миссионерскую экспедицию.

 

 

Было страшновато, конечно, я не совсем ещё понимал, что от меня требуется. На месте уже стало попроще и поинтереснее. Были и яркие впечатления, например, мой первый полёт на самолёте, когда мы отвозили гуманитарную помощь для христиан Чукотки: ехать пришлось на скамейке в грузовом отсеке. Несколько дней, с посадками и взлётами. Потом был первый полёт на вертолёте. Месяц я прослужил в Анадыре, дальше попал на берег Берингова моря, там потихонечку и служил.

Потом мне пришлось поездить на вездеходе. Посещал школы, детские сады, в общем, обычное служение священника, просто на Севере. Прихожанами были в основном русскоязычные, но и местные жители иногда приходили.

 

 

- С каким самым сложным испытанием вы столкнулись на Чукотке?

 

- Холод. И одиночество. Я ведь к тому времени уже привык к своей молодой семье, а тут вдруг оказался совсем один. Тяжеловато. Помогала молитва.

 

 

- А что было самым радостным?

 

- Служение и общение с чукотскими детьми, которым это приносило радость. Тёплые встречи – это самые яркие и запоминающиеся моменты, потому что священник – это, в первую очередь, то, что он делает, чем себя наполняет. Если наполняешь себя бескорыстным служением – это самое яркое, что есть в твоей жизни.

Меня на Чукотке наполняло общение с детьми. Мы собирались с ними в библиотеках, беседовали на христианские темы. Это очень подкрепляло. С прихожанами тоже было очень сердечное общение. После службы мы вместе обедали, беседовали.

 

 

- Священников среди местных жителей там нет?

 

- Нет. В тех краях я был единственным священником. Хотя чукчи – очень религиозные люди, внимательно слушают, вникают, у них очень хорошая дисциплина. Для них православная культура – новая, они её по-настоящему ценят. А мы к ней уже давно привыкли.

Нашим прихожанам есть, чему поучиться у жителей Чукотки. Как минимум внимательности, усердию, исполнительности.

 

 

- А что дала поездка на Чукотку Вашей семье?

 

- Проверила нашу семью на прочность. Матушка не бросила наш приход, но всячески старалась помогать служащему вместо меня священнику, и, конечно, воспитывала нашего ребёночка. Хорошо, что родственники помогали ей, поддерживали.

 

 

В принципе, мы с матушкой одним и тем же занимались, только я – на Чукотке, а она – здесь. Оба служили Богу.

Мы благодарны Богу за такое испытание для нашей семьи, потому что, когда ты вдали от любимого человека, начинаешь его больше ценить. Ценить то, к чему вблизи быстро привыкаешь и не замечаешь. Тем более, в начале нашего брака это испытание укрепило наши отношения, хотя поначалу было очень тяжело. Был момент, когда мы на секунду стали отдаляться, но быстро спохватились и поняли, что нужно держаться вместе даже на расстоянии, иначе брак может дать трещину.

 

 

- Однажды жена моряка дальнего плавания мне рассказала, что после каждого возвращения мужа из полугодового рейса, она заново к нему привыкает, как к другому человеку. У вас было такое?

 

- Нет, друг к другу нам привыкать заново не приходилось, а вот к своему подросшему ребёнку мне нужно было найти «тропинку». Я изучал маленького человечка, а доченька – привыкала к тому, что дядька, который вдруг появился – это её папа. Через пару недель всё встало на свои места.

 

 

- Вы всегда мечтали стать священником или рассматривали другие профессии?

 

- В 17 лет сложно сказать, чего ты хочешь на самом деле. Просто я чувствовал, что священство – это моё. Я всегда хотел служить Богу, строить храмы. Были у меня и мысли о монашестве.

 

 

- А в раннем детстве кем мечтали стать и чем любили заниматься?

 

- Самые яркие воспоминания детства – о том, как отец учил меня кататься на велосипеде. Да сразу на взрослом велосипеде, где у меня едва ли ноги до педалей доставали. Другого не было, времена были тяжёлые. Помню, у меня долго ничего не получалось. В течение недели отец бегал рядом со мной вокруг дома.

 

 

Кстати, интерес к велосипеду – тоже благодаря отцу. Машины у нас тогда не было, да и мало у кого были, мотоцикла тоже не было. Поэтому чаще всего отец катал нас с братом на велосипеде: брата сажал на раму, а меня - сзади. Дело было на Севере. Мы любили по пути распевать песни, поднимая шум во всей округе. Все уже знали, кто это едет, потому что других таких «певунов-крикунов» не было.

Зато такие моменты помогают выработать простое отношение к жизни – мы не должны притворяться, но должны быть просто сами собой. Сейчас этого очень не хватает, большинство людей закрыты в своих «коробочках», отделяются от общества, в котором живут. Бывает, что людям даже неприятно поздороваться в лифте, никто не хочет иметь друг с другом ничего общего, и все от этого страдают – парадокс. А ведь всё закладывается в детстве. У нас детство было советским, тогда не принято было проявлять яркие эмоции. Это наложило особый отпечаток на всё поколение детей.

 

 

- Как эта детская непосредственность сочеталась в Вас с подростковой закомплексованностью?

 

- Все подростки закомплексованы, это нормально. Психологи говорят, что у каждого человека есть комплексы, просто у всех – в разной степени интенсивности. Иногда мы проявляем наши эмоции в нездоровой форме, неправильно реагируем. Корни всего - в детстве.

Со временем мы уехали из маленького города, мой отец стал священником. Во взрослом возрасте. Многое тогда в нашей семье стало меняться, и воспитание тоже. В целом жизнь изменилась.

 

 

- Вам тяжело было пережить этот переход отца – от светской работы в священство?

 

- Тяжело. 90-е годы, на Севере… Мы прошли не только через холод, но и через голод. Но отец прекрасно знал, что принятие священного сана не сулит ему золотые горы. Он стал священником из убеждений, по личному духовному зову, а вовсе не для того, чтобы не работать или больше получать. Как он пропадал целыми днями на работе, так и продолжал пропадать – на службе. Раньше он всю неделю работал, а по воскресеньям помогал в алтаре, прислуживал. Кто как проводил выходной, а папа – в храме.

 

 

Мы с бабушкой приходили не к самому началу службы, чуть попозже, поэтому отца я видел читающим Апостол или помогающим батюшке. И после службы он оставался по каким-то поручениям, поэтому уходили мы из храма тоже без него. Я видел, что отец занимается Церковью не между прочим. Это во многом меня сформировало, потому что его пример стал для меня заразительным.

Отец никогда не советовал мне стать священником; не мечтал, чтобы я пошёл по его стопам, но более авторитетных примеров я в своей юности не встречал. А для мальчика важно, чтобы у него перед глазами был пример, которому хотелось бы следовать. Какое счастье, когда таким авторитетом становится твой отец!

 

 

- В то время его рукоположение стало для семьи громом среди ясного неба или естественным ходом событий?

 

- Никто не думал, что он станет священником. Просто владыка однажды приехал в наш храм, увидел, как папа прислуживает, увидел его «горение» и предложил рукоположение. Отец, конечно, посоветовался с мамой, бабушкой, и было принято положительное решение. Семья-то была верующей, поэтому обрадовалась. Он же не в монастырь уходит, а просто будет заниматься тем, что действительно любит. А когда человек занимается любимым делом, он раскрывается, преображается. Сегодня мало кто может похвастаться тем, что занимается в жизни любимым делом, у большинства людей работа – это работа, в лучшем случае есть хобби.

Неожиданно было, когда отец вернулся после рукоположения и первого месяца практики служения. Это был уже другой человек. И дело вовсе не в бородке, а в нём самом – у него светились глаза. Будто он всю жизнь к этому шёл, сам того не осознавая, и вот, наконец, это обрёл. Я увидел, что священство – это некое покрывало. Внешне – в виде священнического облачения, а внутренне – покрывало благодати в его сердце.

 

 

- Помните момент, когда впервые подошли под благословение к собственному отцу?

 

- Очень радостно и трепетно, как будто в нём появилось что-то священное.

Священство – это же не просто благодать, это – древнейший обряд. Даже если священнику всего 25 лет, всё равно вверенная ему благодать – древнее самого почтенного старца. И это чувствуешь. Просто можно от этого чувства отказываться, или не замечать призыв Божий, а можно ощутить в полноте.

 

 

- Отец никогда Вам не говорил идти в священство, а Вы хотели бы, чтобы Ваш сын стал священником?

 

- Я вообще не думаю, что родители должны строить планы на будущее своих детей. Все люди разные.

 

 

Моему сыну сейчас 5 лет, сложно рассуждать на эту тему. Но я буду категорически против, чтобы он, как я, пошёл в семинарию сразу после школы. Всё-таки, нужно сначала получить светскую профессию, немного пожить с ней, а уж потом, если зов Божий зазвучит в сердце, пусть идёт в семинарию. Потому что лично мне нехватка жизненного опыта очень мешает. Нужна некая зрелость. Конечно, кто-то взрослеет раньше, кто-то позже, но должен быть хоть какой-то багаж за плечами, представление о жизни, чтобы путь служения был осознанным.

А насчёт детей: для меня главное, чтобы они были христианами, а кем они станут по профессии – это уже вопрос десятый. Но в глубине души я, как священник, хотел бы видеть сына продолжателем династии священнослужителей.

 

 

- Однажды я услышала от священника, что он рад, что не был воспитан в вере с детства, но приобрёл личную встречу со Христом. Вы как раз были воспитаны в вере с раннего детства. Как думаете, что полезнее? От противного или по накатанному?

 

- Мне ближе опыт моей семьи. В любом случае, личный опыт, встреча с Богом происходит в более осознанном возрасте. Подвергать критике ценности, на которых был воспитан, это нормально, но религиозный опыт детства не вредит, а, наоборот, способствует. Есть, с чем сравнить. Стадия неофитства и «розовых очков» проходит гораздо раньше, чем наступает подростковый максимализм. Ты давно понял, что Церковь состоит из людей, а не только из Ангелов.

 

 

- Помните свою первую исповедь, которую Вы приняли после рукоположения?

 

- Первая исповедь случилась неожиданно. Обычно, когда «новоиспечённый» священник проходит сорокоуст (служит свои первые в жизни 40 служб), он не исповедует, но просто служит, молится, набирается опыта. Но так случилось, что в храм пришла женщина и попросила об исповеди, а я в тот момент был единственный в храме. Я позвонил настоятелю, спросил, что делать. Настоятель благословил меня принять исповедь.

Хочу отметить, что священник – не психолог, хотя может так показаться. Молодой священник может что-то сказать, не поняв ещё, что такое благодать священства.

Некоторые начинают увлекаться светскими нюансами, но на душу человека действует дух. На исповеди священник не должен превращаться в психолога - разбирать наружные проблемы приходящего. Он должен достучаться до сердца. Благодать священства как раз и помогает в этом.

 

 

Даже если ты не знаешь ответа на какой-то вопрос из-за нехватки собственного духовного опыта, бывает, что Господь тебе его вручает. Не всегда это происходит. Иногда Господь подсказывает, что тебе нужно больше молиться, больше обращать внимания на внутреннего себя, чтобы ты сам имел представление о тех глубоких вопросах веры, которые порой задают люди священникам.

Если у тебя знания чисто теоретические, только из учебников, ты никогда не сможешь помочь человеку по-настоящему. Это и среди психологов так – есть теоретики, а есть – практики.

 

 

- Вы ведёте дневник священника в соцсетях. Это не жизнь напоказ? Такая деятельность не лишает Вас личного пространства?

 

- Соцсеть – это в любом случае жизнь напоказ. Некоторые люди показывают даже еду, которую употребляют на завтрак/обед/ужин. Для большинства блогеров это даже не жизнь напоказ, а некое лицедейство, жизнь сквозь определённый образ. Мне не нужно соответствовать какому-либо образу, не нужно понравиться аудитории или быть кем-то другим. Я просто священник, который исполняет своё служение. Нравится кому-то это или нет – это не моя проблема.

Моя задача – показать, что священник – это нормальный человек, с живыми эмоциями. Между нами нет стены отчуждения. На богослужении создаётся некая дистанция между священнослужителем и прихожанами. Для большинства это так лишь потому, что они не знакомы со священником лично, не общаются вне службы.

 

 

Мне кажется, сегодня, когда общество интересуется церковной жизнью, нужно быть поближе к людям. Принцип отделения Церкви от государства работает только на Западе, у нас же Церковь – это общественный институт, часть общества. Люди не смотрят на Церковь, как нечто отдельное, они ждут от неё чего-то и даже требуют. Поэтому, чем ближе священник к людям, тем лучше. Ближе в смысле простого человеческого общения. Поэтому я пишу о своей семье, выставляю наши фото, чтобы люди видели, что верующие – это нормальные люди.

Твоя семья, твои личные истории, то, как ты общаешься с близкими, показывают, что верующие – это не замкнутые и угрюмые люди, а вполне интересные и открытые, от которых можно получить помощь и поддержку. Люди порой начинают другими глазами смотреть на веру и Церковь. Я проводил опросы среди своих подписчиков и оказалось, что каждый пятый после знакомства с моим блогом впервые исповедался и причастился. Либо они этого не делали ранее, либо делали крайне редко. Говорят, что моя страничка помогла многое переосмыслить и прийти в храм.

Поэтому священник-блогер, который пытается достучаться до людей, это – золотые ворота в церковь. Конечно, внутри храмов люди могут потом увидеть много неприятного, но первое впечатление – это самое главное. Если ты познакомишься с нормальным священником, тебе потом будет проще перенести и «злых бабушек», и многое другое. Кстати, «злые бабушки», почему-то волнуют людей только в Церкви. Хотя бабушки-то те же самые, что и на улицах, и в магазинах, и везде. Никого это не волнует. А вот в храме – это проблема. А почему? Потому что человек приходит к вере, ему кажется, что внутри храма все святые, идеальные. Это как идти в больницу и думать, что там все здоровые.

 

 

Моя деятельность в соцсетях, наверняка, кому-то не нравится, может ввести кого-то в соблазн, потому что, например, кто-то посчитает, что священник должен быть другим или вести себя иначе. Но, я считаю, что люди должны быть такими, какие они есть, не должны притворяться.

Показывать идеальную картинку мира, сыпать цитатами, писать нравоучения – это устаревший подход, он не открывает перед людьми дверь, а закрывает её наглухо. Человек не видит живого священника, не видит, чтобы он сам интересовался верой, но видит лишь желание показать себя лучше других – так воспринимают священников, которые «читают морали» в Интернете, говорят, как жить правильно. Гораздо интереснее читать размышления священника по тому или иному вопросу, его собственные мысли. Это некий диалог между Церковью и обществом.

У нас большинство священнослужителей живут достаточно скромно. Если бы они показывали свою повседневную жизнь в соцсетях, то мифы про «зажравшихся попов на мерседесах» сошли бы на нет. Но мы все закрытые и прячемся. В газеты попадают только плохие примеры пастырей, а хорошие – нет, а ведь хороших большинство.

Большинство священников служат в сёлах и деревнях. Вот они показывали бы, как живут, как служат среди 10 бабушек, как на службу добираются на велосипеде или как их подвозят. Люди бы увидели, и не через хроники ЧП, насколько священник близок к народу. 

 

 

- Ведя активно дневник в соцсетях, не путаешь проживаемое и отражаемое? Вы не смотрите на жизнь, как на удачный кадр или удачную публикацию для соцсети?

 

- Нет. Я же ничего специально не показываю. В этом я не до конца блогер. Если бы я искал кадры на семейных праздниках или обдумывал, как это потом покрасивее описать, то жизнь потеряла бы вообще свой смысл.

У блогеров же в этом коммерческий интерес, поэтому они тратят на публикации и удачные кадры своё время, ресурсы – чтобы людям понравилось. Помимо всего прочего, блогеры зарабатывают на рекламе. Это – не моя тема.

Я никак не пострадаю, если несколько дней не появлюсь в соцсетях. Не будет, и не будет, ничего страшного.

 

 

- Вас, как молодого отца, активно вовлечённого в дела семьи, многодетность не отвлекает от священнического служения?

 

- Если дети маленькие, погодки, как у меня, то в каком-то смысле, конечно, отвлекает. Порой приходится писать текст, когда на тебе спит ребёнок – подменять матушку необходимо, она же не может круглосуточно быть с ребёнком. Но дети со временем вырастают, и это самое время высвобождается.

 

 

- Но, как правило, появляются следующие дети…

 

- Многодетность – не цель жизни. Человек вправе этот вопрос регулировать.

Это миф, что брак нужен только для зачатия детей. Семья – это кузница любви, в которой человек стремится к познанию Бога. Через любовь в семье, через созидание он идёт на некоторые жертвы: немножко «подвигает» себя ради взаимопонимания, мира; учится терпению, смирению.

Именно в семье добродетели возрастают в полной мере. А дети – это просто плоды любви. Кроме того, у супругов может быть слабое здоровье, существуют и врачебные противопоказания к многодетности. Поэтому далеко не у всех священников много детей. Разные ситуации. Но всё же у большинства – больше двух-трёх.

 

 

- Что самое главное Вы хотите передать своим детям?

 

- То же самое, что и всем своим прихожанам, всем подписчикам – что можно быть верующим и нормальным человеком, не диссонировать с миром, а, наоборот, помогать ему.

 

 

Служение священника для людей и для своей семьи – одно и то же – это служение Любви. Очень хочется, чтобы у моих детей жизнь и вера не были противоположными понятиями. Многие думают, что либо ты верующий, либо ты – как все. Нет. Верующий человек живёт среди общества и не должен огораживаться. Верующим быть – здорово!

Пусть мои дети видят, что я – счастливый, что я занят любимым делом. Как когда-то меня мой отец вдохновлял, пусть мои дети видят, что здорово, когда ты живёшь по своим убеждениям, когда ты находишься в гармонии с собой. Даже когда дети будут совершать ошибки, у них перед глазами будут примеры отца и матери, и им это во многом поможет скорректировать свой путь.

 

 

- Каков Ваш рецепт семейного счастья?

 

- Доверие и уступчивость. Это помогает не скатываться в бытовуху и не требовать от своей половинки чего-то невозможного, не переделывать её, а стараться приходить к консенсусу. Нужно проявлять лояльность, не накалять до предела. Это позволит избежать многих конфликтов.

 

Беседовала Юлия Гащенко