Антоний Тополов: «Красота фото подобна красоте музыки»
- ФИО: Тополов Антон Вячеславович
- Должность, регалии: штатный фотограф Рязанской епархии, участник различных межрегиональных фотовыставок, магистр богословия
- Специализация: фотоискусство
- Жизненное кредо: «Мнений много, а Истина – одна».
«Я – человек суетный, несистемный, у меня всё больше - по вдохновению, всё слеплено из художественного беспорядка. Постоянное непостоянство. Церковь как раз и сдерживает мою суетность, постепенно упорядочивает её. То, что у меня стало что-то получаться в фотографии – это для меня - одно из чудес - как вдруг заплодоносивший черенок», - делится штатный фотограф Рязанской епархии, участник различных межрегиональных фотовыставок, магистр богословия Антоний Тополов. Антоний убеждён: для того чтобы выполнить задачу, нужно поставить сверхзадачу, тогда задача выполнится автоматически. Этот принцип, по его словам, подходит каждому христианину, ведь наша сверхзадача – попасть в Царствие Небесное. О событиях и происшествиях, которые обтесывают нас, как несмышленых Буратино; о «фотографических муравейниках» и о художественном взгляде на мир; о детях и философских бабушках Антония; о красоте мудрой и ядовитой: «Красота фото - это нечто подобное красоте музыки. Когда поживёшь некоторое время на Афоне, «просохнешь» от всего лишнего, как губка, то из души вылетает всё наносное и, прежде всего, музыка, которая обычно захламляет наше сознание, как мусор. Потом возвращаешься домой после поста, молитвы, аскетического образа жизни, привыкший ко вниманию и духовной собранности - и остро, совершенно по-новому воспринимаешь каждую ноту»; о том, что стало толчком для переосмысления жизни – об этом и многом другом – в нашем материале.
- Что вспоминается Вам из детства?
- Прежде всего, вспоминаются перемены: по семейным обстоятельствам я сменил четыре школы. И воспринимал это, кстати, достаточно спокойно: надо, значит, надо.
- Для Вас не была стрессом постоянная смена одноклассников, педагогов?..
- У меня с самого детства подход был такой: делай, что нужно делать. Конечно, какие-то сложности адаптации были, но принимал я это, как данность. У меня легкий контактный характер, я быстро адаптируюсь в новых условиях, с новыми людьми. Кстати, в жизни мне эта особенность очень пригодилась.
Думаю, что смены школ мне даже пошли на пользу: к природной особенности характера добавилась жизненная закалка. Конечно, какие-то методики и знания, которые предлагались мне в школах, были более полезны, другие – менее, но в комплексе всё пошло на пользу.
Важнее всего было даже не то, ЧТО и КАК преподавали нам в школе, не сами знания, которые мы получили или не получили, а те события и происшествия, которые «обтёсывали» нас, как несмышлёных Буратино.
- А каким Вы себя помните в дошкольное время? В какие игры Вы любили играть? Чем увлекались?
- Я рос под Питером. Мы с ребятами очень любили собирать грибы и ягоды – ходили за черникой, за грибами, которые знали наперечёт: какие можно собирать, а какие – ядовитые.
Помню, мне нравилось рассматривать на полянах жучков-червячков, отлавливать их – очень хотелось с ними играть. Если бы мы знали тогда, что можем причинить страдания этим живым существам, то, наверняка, не ловили бы их.
В памяти отпечатался ещё один момент: скачу я, маленький, вприпрыжку по газону, а бабушка меня спрашивает: «Антошенька, у тебя ХОРОШЕЕ настроение?» - я ей в ответ: «Бабушка, у меня ВСЕГДА хорошее настроение!». Это, кстати, один из принципов моей жизни и по сей день: у меня почти всегда - именно хорошее настроение. Мои знакомые даже подшучивают порой: «О! Никогда не унывающий Антоний!».
- Кем Вы мечтали стать?
- Вспоминается, как бабушка задавала мне этот вопрос, и я отвечал: «Индейцем!», - имея в виду индийца – жителя Индии.
В то время были популярны индийские фильмы: мне очень нравилось смотреть на захватывающие дух драки, на супергероев, на природу. Индийские песни и танцы, конечно, приходилось претерпевать, а вот драки, торжество справедливости и природа – это мне нравилось. Помню, что даже ходил некоторое время с полуопущенными веками, копируя любимого героя индийского фильма.
- Каким был Ваш путь в профессию: от «индейца» до фотографа?
- Мой путь к профессии фотографа начался не так давно – всего несколько лет назад. А до этого – были крутые амплитуды. После окончания школы я поступил в ПТУ на слесаря-механика по радиоаппаратуре. Начиналась перестройка, система ценностей и мировоззрения у всех «бурлила» и менялась. Бросались кто куда: кто - в спорт, кто - в рок-музыку. А я – и туда, и сюда. Опять же – всё по природной способности находить общий язык абсолютно с любыми людьми.
В ПТУ у нас группа была разделена на две части: «ботаники» и «гопники». А я как-то умудрялся дружить и с теми, и с другими.
- Важно отметить, что это ведь не человекоугодие, а именно свойство характера, искреннее желание дружить….
- Знаете, одного человекоугодия здесь было бы слишком мало. Мне просто трудно видеть, как кто-то огорчается, чувствует себя некомфортно. Если в компании кто-то начинает проявлять раздражение, гнев или огорчение, то нарушается общее настроение коллектива – и мне всегда хочется устранить причину негатива, дискомфорта.
По окончании ПТУ я по специальности не работал, занимался всем тем, что было в то время востребованно: и фарцовкой, и обменом валюты, и предпринимательством. Около двух лет работал барменом.
- Вы на тот момент ещё не были верующим человеком?
- Нет, к вере я пришёл позже, в 1997 году. В то время я играл в рок-группе «Химера», был трубачом, мы увлекались эзотерическими, восточными, религиозными, философскими течениями. Это были попытки выстроить нормальную систему ценностей, прийти к Истине, так появлялось желание узнать то, как всё-таки обстоят дела на самом деле – во всех областях.
Однажды я узнал, что один из участников нашей рок-группы покончил жизнь самоубийством. Это стало для меня толчком для переосмысления жизни. Но в то время я ходил в буддийский храм, и даже собирался поехать с другом в буддистский монастырь на Урале. Перед моим отъездом мама сказала, что понимает моё желание получше разобраться в жизни, найти смысл, но подчеркнула, что есть возможность сделать это в Православии: её знакомый священник как раз восстанавливал храм, и ему нужна была физическая помощь. И так случилось, что, когда мы с другом-буддистом собрались на Урал, вдруг отменили поезд. Стоим мы на вокзале. Друг собрался электричками всё равно поехать на Урал, а меня это почему-то остановило, я вспомнил мамины слова и выбрал путь попроще – поехать к православному батюшке. Это оказалось Божественным вмешательством в мою судьбу, потому что в том храме (в селе Сулость) я встретил своего будущего духовника – архимандрита Сильвестра (Лукашенко).
Прожил я некоторое время при храме, научился читать по-славянски, нести различные послушания, петь на клиросе. И начался новый этап моей жизни – воцерковление.
С тех пор я успел побывать в разных монастырях: и на Афоне, и в Коневецком монастыре на Ладожском озере, и в Иоанно-Богословском монастыре под Рязанью подвизался.
- Это всё – путь личного искания или профессионального? И что Вам дал этот опыт в итоге?
- Личного. Профессиональный путь настиг меня позже, в Рязани, когда целью моей жизни стало спасение души. Всё остальное стало ко мне прилагаться: семья, творчество. Что-то из этого творчества превратилось в профессию, которой я зарабатываю на жизнь. Но я чётко понимаю, что профессия – это не цель моей жизни, не самое в ней главное. И семья – не цель. А цель, моя сверхзадача – именно спасение души, достойный переход в Жизнь Вечную.
Я убеждён, что для того чтобы выполнить задачу, нужно поставить сверхзадачу, тогда задача выполнится автоматически. Этот принцип подходит как бизнесмену, так и каждому христианину, ведь наша сверхзадача – попасть в Царствие Небесное. Кажется, что это невозможно, но в итоге за время земной жизни мы хотя бы нормальными людьми должны стать. И этим путём войти в Царство Небесное.
Не могу сказать, что, если вдруг я сейчас перестану фотографировать, то прям не буду знать, что же делать… Был и такой период в моей жизни, когда я боялся с этим расстаться, как с сокровищем. Но затем я понял, что с любым земным сокровищем нужно быть готовым расстаться, они – временны: потерял, приобрёл, снова потерял, опять приобрёл… Самое главное сокровище – это мир внутри тебя, это то вдохновение, которое позволяет твоим талантам раскрываться: что бы ты ни делал, если это не противоречит основной цели жизни, будет развиваться, процветать и давать плоды.
- Как Вы считаете: фотографом рождаются или становятся? Это больше дар или навык?
- Скорее, наверное, становятся. Например, если человек не умеет рисовать, то очень сложно его научить. Техническую сторону он, возможно, и сможет освоить, но великим художником не станет. С фотографией, на мой взгляд, иначе. Нужно заниматься, развиваться. Я много раз замечал: есть люди, которые очень много фотографируют, но не развиваются, фотографии их не меняются…
- Глаз замыливается со временем?
- Есть такое, периодами. Я порой смотрю на свои фотографии, и мне кажется, что, вроде, нормальные. А потом взгляну – ничего особенного. Редко бывает, что я смотрю на свой снимок и «балдею». Иногда и кажется, что что-то круто получилось, но, с другой стороны, опять же, ничего особенного! Порой я вдруг понимаю, что ничего не понимаю. А иногда кажется, что начинаю что-то смыслить. Этот процесс бесконечен. Это, на мой взгляд, и есть развитие.
Нужно и технический момент соблюдать, и реакцию хорошую иметь - вовремя среагировать на тот или иной ракурс, а зачастую нужно и вовсе предвосхищать момент.
Я – человек суетный, несистемный, у меня всё больше - по вдохновению, всё слеплено из художественного беспорядка. Постоянное непостоянство. Церковь как раз и сдерживает мою суетность, постепенно упорядочивает её. То, что у меня стало что-то получаться в фотографии – это для меня - одно из чудес. Как вдруг заплодоносивший черенок. Это очень укрепляет в вере.
- Что Вам больше нравится фотографировать: природу, архитектуру, животных, человека?
- Люблю репортажную съёмку. Увлекает, как динамичная игра.
Фотографируя архитектуру, нужно выверять, рассчитывать, технически вычислять глубину резкости, расстояние до объекта, угол искажения и т.д. Люди подходят к этому очень серьёзно, делают несколько кадров, затем накладывают их друг на друга. Для меня это слишком скучно, мёртво. Поэтому я никогда не мог делать постановочные кадры. Режиссировать – не для меня.
- Глядя на Ваши кадры, я удивляюсь, насколько красивыми становятся многие лица. Как Вы считаете, а существуют ли некрасивые люди?
- В природе не бывает некрасивого. А если ещё и понимаешь, как эта красота устроена, что она очень сложна и многогранна…
Красота людская – весьма относительна. Когда человек в себе развивает Образ, то в итоге он становится красивым. Святые достигали неземной красоты, они любили всех людей, видели в каждом Образ Божий.
Бывает, что, вроде бы, и нет ничего примечательного в человеке, в ребёнке, но меня вдруг что-то «цепляет»: свет хорошо падает, чёлка куда-то в сторону разлохматилась… Что-то «ёкает»… И в итоге получается интересный кадр.
Красота – в глазах смотрящего. То, что «зацепило» одного, вполне возможно оставит равнодушным другого. Какую именно красоту мы ловим? Закономерность пропорций, которые радуют глаз, цвет, сюжет – из чего же состоит то, что нам нравится?.. Что является тем вдохновением, которое подсказало мне вдруг сфотографировать эту разлохмаченную девчушку, и что другой человек потом увидит в этом фото – это загадка.
А ещё важно помнить - нельзя ставить точку. Чем больше человек развивается, тем больше он от красоты внешней переходит к внутренней. Порой красоты становится не видно из-за разъедания души грехами или истязания человека болезнями… Бывает и бесовская «красота», которая опьяняет, околдовывает, обвораживает, действует одурманивающе. Такая «красота» неполезна. Да её и за красоту считать нельзя – это яд, который лишь разрушает.
Знаете, что я заметил: красота фото - это нечто подобное красоте музыки. Когда поживёшь некоторое время на Афоне, «просохнешь» от всего лишнего, как губка, то из души вылетает всё лишнее и, прежде всего, музыка, которая обычно захламляет наше сознание, как мусор. Потом возвращаешься домой после поста, молитвы, аскетического образа жизни, привыкший ко вниманию и духовной собранности – и остро, совершенно по-новому воспринимаешь каждую ноту.
Остро потому, что в этом новом состоянии хорошо чувствуешь, что именно воспевает тот или иной исполнитель, композитор, поэт, каким духом он вдохновлён, кому служит и что хочет передать слушателям: страсти плотской любви, ревности, служения своему «идолу»... Начинаешь чувствовать, как сладкий яд этой ерунды снова тебя обалванивает. Причём, это касается и многих образцов классической музыки: она довольно приземлённая, не духовная, а, скорее, лишь душевная. Красивая, гармоничная, но временная, отвлекающая, создающая иллюзию, что ты пребываешь в гармонии, а истинной-то гармонии там нет, потому что воспевается в ней земное. Исключение, пожалуй, Вивальди и другие монашествующие или верующие композиторы.
- В 2015 году состоялась Ваша фотовыставка «Бабушки Антония». Это ведь тоже красота, она совершенно иная… Что вдохновило Вас избрать именно такую тему выставки, и как она в итоге была воспринята?
- Честно говоря, ничего я не избирал. Это как в той пословице получилось: «Без меня меня женили». Друзья и знакомые заметили, что у меня накопилось много снимков старушек, и предложили создать выставку.
- Но ведь не просто же так эти снимки у Вас накопились…
- Мы много ездили с архиереем по приходам, вот и получилось много кадров. Мне очень нравится фотографировать старушек – в их лицах всегда есть «фактурность», мудрый взгляд, они напитаны информацией - вся их жизнь видна в глазах. Такие фото всегда очень информативны, глубоки, философичны. В них – время.
В ребёнке – ещё не сформировавшийся облик, который прекрасен своей чистотой, а в бабушках – уже сформированный взгляд в Вечность. Церковные бабушки вообще все философы, глядят «за порог»… Это уже не просто опытность, это мудрость.
Многие фотографы ругаются, мол, что за спекуляция – детей, пожилых людей и бомжей фотографировать – это самое простое… Но я иду от сердца: если где-то вижу классную бабушку, то почему бы и нет? Интересна и их необычная реакция: некоторые бабушки начинают кокетничать чисто по-женски, мол, я старая, зачем меня фотографировать… Один из моих доводов – история про лес: когда мы приходим туда, то видим, что прекрасно абсолютно всё – и молодая поросль, и старое дерево… Многие меня слышат и перестают смущаться. И получаются, зачастую, очень неплохие фото. А вот сомнения очень мешают: если человек по-настоящему смущается, это передаётся и мне, и тогда ничего не выходит. Бывают невероятно красивые люди, но их сомнения мешают мне сделать хорошие кадры. Не знаю, как у других фотографов, но у меня – так.
- Фотограф – это ловец мгновения. Как разглядеть в обычном, повседневном - нечто таинственное, чудесное?
- Чтобы замечать, нужно наблюдать.
Нужна «насмотренность» хороших фотографий, хороших фильмов. Нужна также эрудиция, общение с интересными людьми, от которых можно почерпнуть тонкость восприятия мира. Чтение хороших классических книг.
Когда я жил на Афоне, то перечитал всё собрание сочинений Ивана Шмелёва. Сколько разнообразных мыслей! И глубоких, и весёлых. Очень талантливая речь. Жаль, что его не давали нам читать в советских школах. А в нём столько любви, столько тепла! Его «Лето Господне» наполнено такой благодатной атмосферой, таким чистым видением!
Для развития профессионализма нужно также наблюдать за другими фотографами: кто, как и что делает, как мыслит; на курсы нужно ходить, на мастер-классы хороших фотографов. Это – «фотографический муравейник»: все друг другу помогают.
Например, Владимир Вяткин – замечательный фотожурналист! От него просто веет вдохновением, пропитываешься его ходом мысли, его энергетикой.
Ещё один прекрасный фотограф - Дмитрий Тимченко. Я у него учился. Он говорил, что сначала нужно научиться фотографировать классику, а затем уже что-то «городить». Сначала нужно научиться подражать, а лишь потом уже исполнять. Многие же сразу начинают «городить», так потом и «городят», «городят» непонятно что.
В фотографии очень важна личная система ценностей и мировоззрение фотографа.
Есть, например, один фотограф, который работает на высшем уровне, мастерски, но из-за того, что у него весьма циничное отношение к жизни, фотографии получаются протестные, недобрые, нигилистские. А к нему, к сожалению, многие прислушиваются, как к учителю...
Слава Богу, что есть и другие профессионалы. Например, наш рязанский фотограф, покойный Евгений Каширин – это нечто потрясающее! По его работам сразу видно, что автор - человек со здоровым мировоззрением. Очень важно, что именно ты несёшь своим искусством. Фотограф транслирует свой взгляд на мир, поэтому важно, что у него в душе.
Беседовала Юлия Гащенко