Не забыть
27 января 1944 года – особый день. День полного освобождения Ленинграда от фашистских захватчиков, день великой победы под Ленинградом.
По разным данным с 8 сентября 1941 по 27 января 1944 года в Ленинграде погибло от 400 тысяч до 1 миллиона человек, большинство из которых умерли от голода.
Ленинград Гитлеру был не нужен, он собирался стереть его с лица земли, как и Москву, которую планировал захватить быстрым маршем. Ленинградцев было приказано не брать в плен – расстреливать всех. Всех!
872 блокадных ленинградских дня… Те, кто пережил эти дни, прошли особый путь.
Военный совет Ленинградского фронта опубликовал приказ, в котором говорилось: «Мужественные и стойкие ленинградцы! Вместе с войсками Ленинградского фронта вы отстояли наш родной город. Своим героическим трудом и стальной выдержкой, преодолевая все трудности и мучения блокады, вы ковали оружие победы над врагом, отдавая для дела победы все свои силы. От имени войск Ленинградского фронта поздравляю вас со знаменательным днём великой победы под Ленинградом».
Осмыслению этих событий посвящено произведение "Не забыть". Автор поэмы – протоиерей Сергий Красников, настоятель храма Всех Русских Святых г. Ростова-на-Дону. Другие стихи автора читайте в рубрике «Тропами войны».
Не забыть
Посвящается всем, пережившим ужасы Ленинградской блокады
Я это всё хочу забыть.
Я не участвую в войне –
она участвует во мне.
И отблеск Вечного огня
дрожит на скулах у меня.
Ю. Левитанский
1
Вновь Победы священными бликами
На дворе серебрится январь.
Снова двадцать седьмое, великое,
Громогласно трубит календарь.
Под луной растревоженный памятью,
До зари не уснув ни на миг,
Стол украсив нарядною скатертью,
Ждёт гостей загрустивший старик.
И пока меж собой не заспорили
Миокард с новой болью души,
Вздох за вздохом – страницы истории
Он листает в январской тиши…
Мёртвых тел белокостною россыпью
Кроет землю злой власти рука…
Слово за слово – чёрною поступью,
Сквозь огонь – за строкою строка.
И бегут строки, горем прожжённые,
От пролога всемирной беды
В многотомные главы тяжёлые,
В стынь бескрайней могильной плиты…
Как гордыней безумной расхристанный,
Дар поправший художник, поэт
Превращается с силой неистовой
В голос тьмы, восстающей на свет.
Как, покинув родимое логово,
Он бежит от австрийских земель,
И уже тут и там кружит головы
Откровений его карусель.
Как куётся во нраве нордическом
Адским молотом новый кумир,
В «Туле» в долгом экстазе магическом
В Третий рейх обращая весь мир.
Как со скукой борясь арестантскою,
Озверев от похмельных оков,
Он гремит над землёю германскою
Долгим эхом баварских холмов.
Властным криком – ефрейторским, лающим –
О своей возвещая борьбе,
В ночь зажечь грезит свитком пылающим
Горе-факелы тёмной толпе.
Чрез мечтаний течение быстрое
Погружаясь в отчаянный сон,
Он идёт по ступеням судьбы своей
Величаво, во славе… на трон.
И впадая в свой сон-вожделение
От похмелья к похмелью, в бреду,
Повторяя своё восхождение,
Он идёт, будто спит на ходу.
И однажды, свободой разбуженный,
Клетки «Ландсберг» покинув порог,
Шаг по миру чеканит безудержно
Миллионами чёрных сапог.
В демоническом шествии факельном,
Напролом, как шальной ураган,
Он идёт легионом карательным
По дорогам поверженных стран.
И очами лукавого «Абвера»
Осмотревшись, в парадном седле,
Под ожившие оперы Вагнера
Приближается к русской земле…
2
Но не в силах читать продолжение,
Вспомнив стоны пронзённых границ,
Вспомнив адовых полчищ вторжение,
Отвернулся старик от страниц.
Отвернулся и смотрит встревоженно
На часы, на метель за окном,
Осознав, что уже перемножена
В сердце память на боль о былом.
Будто видя зловещие молнии
Опернплацем пылающих книг,
Всё стоит в онемевшем безмолвии,
Ждёт гостей загрустивший старик.
Смотрит вдаль. А по сердцу позёмкою
Вьюжит пепел в блокадном дыму.
И ползёт по душе киноплёнкою
Фильм про мир леденящую тьму.
Про всевластие стужи и голода,
Про слезами растопленный снег…
Кинохроника подвигов города
Из разряда «кино не для всех».
Будто вновь над родными просторами
Поднял руку властитель-палач,
И вседённо ручьями багровыми
Льётся кровь под немолкнущий плач.
Снова в город – под гром – обруч огненный
Перекрыл все дороги-пути.
Но на смерть палачом обречённые
Лишь в бессмертье готовы идти.
Оттого над землёй ленинградскою
Тучи дымные в пьяной гульбе
Разлетаются с силою адскою
По мостам, по домам, по судьбе.
Будто вновь город шепчет: «В Победу я
Верю свято, не зная о том,
Как дожить до неё, и не ведая,
Что теперь меня ждёт, что потом».
А потом… жизни города занавес
Всколыхнётся полами в снегу.
Будет так, как ещё не бывало здесь.
Но не так, как мечталось врагу…
Распалив свою гордость обрюзглую,
Долго враг будет бить себя в грудь,
Что, накинув на город петлю свою,
Он сумеет её затянуть.
И неделями, месяц за месяцем
Будет сыпать на город свинцом.
В чёрной спеси ему будут грезиться
Флаги рейха над Зимним дворцом,
Крик орла, над Невою парящего,
А над Невским – в победных венках
Бюст властителя, гордо смотрящего
На дома, обращённые в прах.
На Сенно́й – вороньё созывающий
На публичную смертную казнь,
Грозный, новый, пощады не знающий
На Неве объявившийся «князь».
Встав над пропастью зла обнажённого,
Он глядит острым взглядом орла
На надежду народа пленённого –
До конца ли она умерла?
Будет грезиться в городе выжженном
Тьмою брошенный в омут невзгод,
Ждущий казни, бесправный, униженный,
На коленях стоящий народ.
Только грёзы останутся грёзами.
И, как встарь, как в былые века,
Снова зиму огнём и морозами
Русский мир обернёт на врага.
Чёрных свастик знамёна «победные»
Вспыхнув «славой», остынут золой,
Когда «Искрой» мечтанья надменные
Ленинград запалит над Невой.
В славном городе, адом не сломленном,
Огнь угаснет, рассеется дым.
Весть о сгинувшем обруче огненном
Полетит по просторам родным.
Стихнут вихри суровые снежные.
Над Невой восстановят мосты.
Вновь победою будут низвержены
Все тевтонские вражьи кресты.
И волною родимою невскою
Город вновь запоёт о любви.
Только боль солью-памятью детскою
Будет в жилах бежать по крови.
И за боль эту едкую, жгучую,
И за всю свою чёрную боль,
Русь, воспрянув, десницей могучею
Вражью гордость помножит на ноль.
Силой доброй, в кулак светом собранной,
Воды смерти злосмрадной реки
По течению вверх будут согнаны
В темень бездны – в свои родники.
И умолкнув молчаний минутами,
Май закончит Великий свой пост,
Заискрится по небу салютами,
Протрубит о победе до звёзд,
Разольётся пасхальными звонами.
А война – вслед за светом весны –
Станет эхом да плачем, да стонами
По ночам пробираться во сны.
Свистом бомб, ярым громом над городом
Будет сниться, тревожить, будить,
Ненасытным стервятником-вороном
День за днём над полями парить.
Будет вдовьими криками громкими
Плач сиротский глушить над землёй
И стучаться в дома похоронками
К матерям, потерявшим покой.
С той поры – от салюта победного –
Неразлучно пребудут в сердцах
Блики майского праздника светлого
С тьмой печали – сквозь годы – в слезах,
Звон пасхальный торжественный, благостный –
С лязгом порванной жизни-струны,
Свет Победы, сияющий, радостный –
С тенью проклятой миром войны.
3
Минул час. И, не чуя усталости,
У окна, не присев ни на миг,
Всё стоит в ожидании радости,
Ждёт гостей загрустивший старик.
Смотрит в небо сквозь тучи унылые
И, волненья не в силе унять,
Шепчет тихо: «Вы где, мои милые?
Как же хочется всех вас обнять!»
Но, как будто в ответ, над курганами
Из рассветной седой полутьмы
В унисон с незажившими ранами
Ноет вьюга – шарманка зимы.
Стынет кровь. И теперь будто видится:
На дороге – чудной карагод…
Словно вьюгой желая насытиться,
С плясом люд развесёлый идёт.
И сквозь вьюгу доносится пение.
Успокойся, душа, не боли.
Может быть, это просто видение –
Никого уж не видно вдали.
Вот ещё минул час, и другой за ним…
Всё ворсистей над степью руно,
И рябины застывшими гроздьями
Снова ветер стучится в окно.
Вот, сквозь искры серебряной россыпи
Тихим светом зардели огни.
Будто вновь кто-то видится. Господи,
Кто? Они? Наконец-то! Они!
Дети, внуки, да правнуки малые,
Январём полной грудью дыша,
Сквозь метель, от дороги усталые,
Меж сугробов бредут не спеша.
И до правнука самого младшего
Дружно, хором: «Хозяин, встречай!»
Из далёкого хутора нашего
Принесли мы тебе каравай.
Заварной каравай хлеба белого.
Всей семьёй на рассвете пекли.
Испекли, да в честь праздника светлого
«Ленинградским» его нарекли.
Так хотелось нам в день этот памятный
Преломить его вместе с тобой
В славу всех, кто за Родину праведный
Славный подвиг свершил боевой.
В память всех, кто дорогою ратною
До Победы прокладывал путь;
Всех, кто горькой судьбиной блокадною
В путь последний ушёл, помянуть.
Вдруг лицо старик тихо, украдкою,
Отвернувшись, руками прикрыл.
В тот же миг его крепкою хваткою
Внуки обняли: «Что приуныл?
Не грусти. День ведь радостный, дедушка!
Светлый, радостный. Истинно так.
Но того – ленинградского – хлебушка
Не забыть! Не забыть… наш барак,
Где вкушали мы трапезы знатные…
Тех краюшечек хлебных сухих –
Не забыть. В те годины блокадные
Я ведь чудом остался в живых.
Помню… первые громы осенние,
Как замкнули наш город в кольцо,
Как, спустившись в хоромы подземные,
Мы войне посмотрели в лицо.
Как орудий несчётными залпами
Громыхая, горел горизонт.
Как октябрь обнял снежными лапами.
Как отца проводили на фронт.
Как за тихие ночи безбомбные
По утрам величали пургу.
Как стоял, вторя речи надгробные,
Ленинград на горячем снегу.
Как впилась в наши души осколками
Весть о том, что отец наш пленён,
Как ночами бессонными долгими
Наша мама молилась о нём.
Помню я, как менялся с сиренами
Сорок первый на сорок второй,
Как в углу мы дрожали растерянно
Перед той новогодней бедой.
Как тогда – в первый день года нового –
Хоронили погибших в ту ночь.
Пятна волглого снега багрового
Я забыть бы совсем был не прочь!
Позабыть бы по небу метущихся
На лету коченеющих птиц,
За пайками часами тянущихся
Километры людских верениц.
Но, увы, в сердце скорбью продетую,
Не порвать детской памяти нить.
И блокаду, Победой отпетую,
Мне уже никогда не забыть.
Наших детских кроваток, поменянных
На тепло от буржуйки в углу,
Судеб, жизней, войною простреленных,
Я, увы, позабыть не могу.
Не забыть, как зловещими знаками
На могилы кивал нам февраль,
Как мы, маму обняв, тихо плакали,
Глядя молча в зловещую даль…
Как зигующих полчища грозные,
Стиснув город, всё силились вновь,
Проклиная объятья морозные,
До конца выжать русскую кровь.
Да не сдюжили, всю кровь не выжали,
Смертной тьмой не сумели объять.
Божьей милостью мы тогда выжили.
Как – не знаем. Да нам ли понять?!
Можно верить. И нам тогда верилось.
И надеждой-капелью звеня,
Вдруг весна нам с гостинцами встретилась,
В ясный полдень апрельского дня.
Не забыть, как бродили мы с братиком,
Лебеду собирая да сныть.
Нам, живым ленинградским блокадникам,
Трапез тех никогда не забыть!
Будем помнить, вовек не забудем мы
Той весны и иные дары,
Что узлами в рассудках запутаны
С той далёкой военной поры –
Как апрельской Великой Субботою
Офицеры германской земли
Взяв дары, с «христианской» заботою
К Воскресенью их нам понесли.
Как зажегши в сердцах своих свастику,
Натерев на ремнях «Готт мит унс»,
Окрылённые, к светлому празднику
Нам доставили ценный свой груз.
Как смотрели глаза наши детские
На дары, что всещедрой рукой
Бандеролями асы немецкие
Слали с неба нам к Пасхе Святой.
Как летели дары на молящихся,
На родной Князь-Владимирский храм.
Сколько было на месте скончавшихся!
Сколько умерло после… от ран!
Как стонали злой сталью пронзённые,
Духом внемля святым голосам…
И, бессмертьем навек одарённые,
Возносились в тот час к Небесам.
Как, глумясь, под пасхальное пение,
Ликовали в небесной дали
Приводившие казнь в исполнение
Офицеры германской земли.
Как прощались друг с другом казнимые,
Как с любовью наш старый звонарь,
Утешая, шептал нам: «Родимые!
Вы держитесь! Всё будет, как встарь!
С юбилеем Побоища, братия!
В такт минувшим семи сотням лет
Слышу поступь родной русской рати я,
Слышу звоны грядущих побед.
Древних предков урок недопонятый
Чтоб усвоить, враги, встав на лёд,
К нам идут с головой гордо поднятой
В новый – дерзкий – крестовый поход.
Вновь мечтают вожди их спесивые
Поквитаться за давний позор.
Но что нас одолеть не по силам им
Не дано им понять до сих пор.
Им, потомкам тевтонских воителей,
Войску «Север», одно суждено –
Пасть в объятья своих прародителей
В русских водах, спустившись на дно.
Минет время – всё будет, как исстари.
На Неве ждёт их новый погост.
Ну, а мы, Бог даст, выдержим, выстоим.
Слава Богу! Воскресе Христос!»
Он умолк. И запел древний колокол
Нам, живым, заповедуя жить,
Зажигая в сердцах новым сполохом
Веру в то, что им нас не сломить,
Что чумными своими забавами
От люфтваффе с небес голубых –
Свистом рельсов, подарками-ФАБами –
Не изгнать нас из храмов святых,
Что ни страхом, ни смертной расправою
Веру в русских сердцах не убить.
Пасху сорок второго, кровавую,
Нам, живущим, вовек не забыть!
Не забыть, как сквозь бури ревущие
Нашептал тогда тихо апрель
Нам про вражьи туманы грядущие
Да про штормы от финских земель.
Не забыть, сколько было нам прислано
Вскоре по небу нашим врагом,
Наблюдавшим за городом пристально
Сквозь туман, что надгробным венком
Плыл сквозь летние ветры карельские.
Только – веру в Победу храня,
Помня грозные речи апрельские,
В ожидании «чудо-огня»
Город бился – не в смертной агонии! –
Как мечталось о том воронью,
Под набат «Ленинградской симфонии»
Оставаясь, как прежде, в строю.
Тем набатом из рупоров-капельниц,
В наши вены вливалось огнём:
«Коль доселе пред тьмою не пали ниц,
И теперь – устоим! Не падём!»
Той симфонии эхом над городом,
Будто голосом с Неба: «Не тронь!»
Отзывалось в сердцах нашим ворогам,
Возжигавшим «Волшебный огонь».
Не забыть, как с надеждой и верою
К сентябрю – через лето – сквозь дым,
Между тифом, цингой да холерою
Добрались мы под ливнем стальным.
Как нам слал «Фойерцаубер» тоннами
Смертоносный безжалостный град,
Как стонал под зловещими бомбами
Весь в крови – но живой! – Ленинград.
Как грозился «Сиянием северным»
Гордый враг нас навек ослепить.
Всё взирал на нас взором уверенным,
В жажде вновь русской крови испить.
Всё готовился вскрыть нам артерии,
Только «Нордлихт» их тем сентябрём
Мы сквозь дым от родной артиллерии
Не увидели в небе родном!
Помним: города новые проседи…
Как серебряной шалью зима
С кровью слитое золото осени
Укрывала с утра до темна.
Градом окна дробила разгневанно,
Рвала кров. Но откуда – Бог весть,
Прилетела, да души согрела нам
Долгожданная добрая весть.
Весть о том, что под спящими звёздами,
Наш отец от постылых оков
Отдалившись далёкими вёрстами,
Снова волей вздохнул на Покров.
Возвернул себе точенный славою
Старый дедов казачий кинжал.
Совладав с охмелевшей охраною,
С другом верным из плена бежал.
И уже на приволжских пожарищах
Вновь с отрядом донских казаков
Во степях на кровавых ристалищах
Бьёт нещадно заклятых врагов.
И ему с ветром северо-западным
Мы кричали: «Сражайся, держись!»
Только крики над городом замкнутым
Возвращались в блокадную жизнь.
С ветром новым ему повторяли мы:
«Мы дождёмся тебя, не умрём,
Доживём до весенней проталины,
До Победы, Бог даст, доживём!»
Только как нам дожить, мы не ведали,
Глядя в небо из смертной тени,
Прокопчённые новыми бедами
В те кровавые чёрные дни.
Не забыть, как огнями багровыми
Вражьи силы сулили нам смерть,
День за днём артобстрелами новыми
Колыхая небесную твердь.
Как щетинились орды несметные,
Растеряв первозданный кураж,
Как их трубы надменные медные
Похоронный играли нам марш.
И к Рейхстагу, свой взор с укоризною
Обращая, всё тщились понять –
Как теперь их безжалостной «Искрою»
Жжёт возмездием русская рать.
Сколько жить на земле нам отмерено
Нам заранее знать не дано.
Не провидеть – то жизнью проверено –
Умереть кому как суждено…
Трёт нам души барак чёрной сажею,
Обращённый фугасом в костёр.
Всех соседей, сгоревших в нём заживо –
Не забыть. Помним. Всех. До сих пор.
Не забыть, как из храма тем вечером
Мы брели меж сугробов да ям
И, не ведая – чем будем встречены,
Вдруг пришли… к догоравшим углям.
Тучи пепла… горячие, смрадные,
Силуэты тех каменных груд,
В небо города стоны набатные
В душах наших поныне живут.
Не забыть, как унылый, заброшенный
Дом напротив, прожжённый войной,
Нас, гостей-погорельцев непрошенных,
На ночлег принял в погреб сырой.
Не забыть, как мечами да латами
Смерть бряцала над нами в ту ночь,
Как мы, дымом дыша, тихо плакали,
В душах боль не сумев превозмочь.
Как по миру предвидя скитания,
В нас, бездомных, голодных, больных,
Вдруг уныньем застыло желание
Не пропасть, но остаться в живых.
И могилам уж будто засватаны,
Лишь одно знали мы: чтобы жить –
Надо верить, да на́ Небо надобно
Упованье в сердцах возложить.
И воспрянув от горя-затмения,
Громче вьюги, сквозь дымную гарь,
Осенив себя крестным знамением,
Мы пасхальный запели тропарь.
Отогрели сердца. Да сквозь ночи тьму
Полетели в небесную высь
В полусне, вторя Неба пророчеству:
Мы сумеем, сумеем спастись!
Мы не ведали – как. Только верили.
На рассвете отправились в путь
По израненной снежной Карелии,
Чтобы смерть в сотый раз обмануть.
Зашагав от сгоревшей околицы
Под картечи свистящим свинцом,
Знали мы, что не скоро расколется
Распроклятой блокады кольцо.
Что не завтра война окаянная
Отгремит над простором родным,
Да не скоро весна долгожданная
Мир дыханьем согреет своим.
Что не скоро капели весенние
Зазвенят, отогревшись едва.
В нас надежды на наше спасение
Оставалась лишь капля одна.
Но та капля надежды дала-таки
Нам – воспрянув, остаться в живых.
Встречный ветер заснеженной Ладоги
До сих пор ещё в нас не утих.
Будто вновь, адской вьюгой объятые,
Тем январским спасительным днём,
Чуть живые, блокадой измятые,
Мы Дорогою жизни идём.
Не забыть, как та капля последняя
В буре снежной дрожала слезой,
Как тогда двадцатипятилетняя
Наша мама вдруг стала седой.
Добрый взгляд её, нежный, заботливый,
Тихий голос под пуль перегуд,
Да молитвы за радость свободы той –
В наших душах поныне живут.
Помним мы, как над нашей надеждою
Наливались свинцом небеса.
Нам за злобною бурею снежною
Не видать тогда было конца…
Как в сердцах с незажившими ранами
Меж туманов, метелей да вьюг
Мы к родным своим тропами-ямами
В феврале пробирались на юг.
Как нас обнял без продыху сыпавший
Градом стали в бегущих врагов,
За врата хтонь фашистскую выгнавший
Славный, Богом хранимый, Ростов.
Как нашёл нас весной сорок пятого
Без двух ног – но живой! – наш отец.
Как, взяв пули врага распроклятого,
В слово «мир» мы отлили свинец.
И Христа славословя, с поклонами,
Распрощавшись навек с той войной,
Мы в святом уголке под иконами
«Мир» поставили в раме стальной.
Те пришедшие к нам испытания,
Хоть и было всё это давно,
Страх, и голод, и стоны страдания,
Нет,
из нас
не забудет
никто!
4
Будто встав среди кладбища братского,
Вдруг почуяв блокадную близь,
По краям надломив «ленинградского»,
Гости с дедом в слезах обнялись.
Медный звон над Невой, солнца бликами
На дворе серебрится январь –
Снова двадцать седьмое великое
Громогласно трубит календарь.
Светит воинской славы отметиной
День священный. Да будет светло!
Сквозь года долгожданной Победы той
Пусть из нас
не забудет
никто!
