Дмитрий Сибирцев: «Как же важно, чтобы все мы были людьми щедрыми: и душевно, и житейски»

ФИО: Сибирцев Дмитрий Александрович
Должность, регалии: директор Московского театра «Новая опера»; художественный руководитель арт-проекта «ТенорА XXI века»; пианист, певец
Специализация: музыка, вокал
Жизненное кредо: «Не существует причины, по которой можно отменить концерт».

Потомственный музыкант – сын известного тенора; внук выдающегося баяниста, артиста Краснознамённого ансамбля, озвучивавшего лучшие советские фильмы – основатель арт-проекта «ТенорА XXI века», директор Московского театра «Новая опера» Дмитрий Сибирцев – о своём пути в музыку; о родительском доме; о закулисном детстве; о мощных детских аргументах, разбивавших препоны бабушек-билетёрш; о внутренней борьбе профессионального футболиста с профессиональным вокалистом и пианистом; о бесстрашии и житейской щедрости; о глубочайшей творческой свободе и протесте против усреднённости; о глубине и умении идти по жизни с позитивом; о жизненных приоритетах – об этом и о многом другом - в нашем интервью с талантливейшим человеком, который начал петь раньше, чем говорить.

Петь я начал раньше, чем говорить

- Моё детство было очень интересным, и за это я должен быть благодарен и родителям, и бабушкам, и дедушке.

Рос я в очень музыкальной семье: мой отец – профессиональный певец - тенор, а мама хоть и не пошла по музыкальной стезе, но, несмотря на это, была среди нас, наверное, самой талантливой: её, в своё время, в числе на редкость талантливых детей, приняли в Центральную музыкальную школу при Московской консерватории им. П. И. Чайковского (ЦМШ). Учёбу мама вскоре бросила, но музыкальный талант остался при ней на всю жизнь. А мамин отец был выдающимся баянистом, артистом Краснознамённого ансамбля - дед стоял у его истоков. В составе трио из ансамбля дедушка даже озвучивал фильмы Ивана Пырьева «Трактористы», «Сказание о земле сибирской» - там, где в кадре актёр Владимир Дружников якобы играет на гармони – это на самом деле играет мой дед и его два товарища.

Музыкальными были и другие члены семьи: мамин родной брат тоже стал тенором, долгое время служил в ансамбле Московского Военного Округа, а потом и в Краснознамённом. А мамина мама обладала совершенно фантастическим голосом, но пела только дома, и именно она – моя бабушка – заметила во мне музыкальные дарования. А петь я начал раньше, чем говорить: пел песни с придуманными мною слогами, потому что и слов-то толком ещё не знал. Сохранились даже отреставрированные записи моих первых домашних выступлений, начиная с двухлетнего возраста.

Уже в 4 года в кафе «Буратино» состоялся мой настоящий дебют: я выступал вместе с мамой, солировал под пластинку «Бременских музыкантов» и озвучивал всех героев. Говорят, что у поваров в тот момент погорели блинчики, потому что они выбегали меня послушать. Это был мой звёздный час.

На то, что я впоследствии стал серьёзно заниматься музыкой, влияние оказал один забавный случай, который произошёл на пляже в Коктебеле. Это было место, где любили отдыхать люди искусства. Мы были с отцом на пляже. Он очень любил плавать, а я был слишком мал для далёких заплывов. Вот папа и придумал, как во время своих заплывов оставлять меня на пляже в безопасности: он очерчивал мне на песке огромный круг, сажал внутрь и говорил, что выходить за пределы нельзя. Я был мальчиком очень послушным, поэтому проблем не было, да и время тогда было безопасное. Папа был очень спортивным человеком и заплывал далеко за буйки. А я сидел и ждал, пока папа приплывёт. Однажды от скуки я начал на весь пляж горланить какие-то песни.

Так случилось, что в это же время отдыхали на том пляже замечательный пианист Максим Кончаловский, а также прекрасный пианист Александр Ильич Соболев, который в своё время учился с моим отцом в консерватории и преподавал в музыкальном училище при Московской консерватории, играл в ансамбле «Барокко». Он услышал, как я пою, и, когда отец приплыл, Александр Ильич сказал ему: «Ну, что ж, Саша, если ты не отдашь своего сына в музыку, это будет большим преступлением». Отец это запомнил и отправил меня поступать в музыкальную школу.

«Не знаю, будешь ли ты пианистом, но артистом ты станешь точно!»

- С этого момента у меня началась внутренняя борьба, потому что со стороны моего дедушки и дяди мне прививалась ещё и другая любовь – к футболу.

Я мечтал, прежде всего, стать футболистом, поэтому устроил маме дикий скандал на почве того, что не хочу поступать ни в какую музыкальную школу, но хочу только в спортивную. История умалчивает, было ли это подстроено (думаю, что да!), но, когда мы пошли поступать в спортивную школу, она в этот день оказалась закрытой. Видно, было воскресенье. На следующее утро я, как и обещал, пошёл «сдаваться» в музыкальную школу.

Поступил сначала на педагогическую практику при школе Московской консерватории и проучился один дошкольный год. Там мне очень повезло с учителями: как правило, на этом этапе обучения педагогами являются студенты училища - сами ещё не до конца сложившиеся музыканты, но моим руководителем была совершенно потрясающая Валентина Ивановна Сосунова (она же в последствии стала моим педагогом в музыкальной школе), а педагогом моим был Игорь Семёнович Таращанский – абсолютно фантастическая, ярчайшая личность, блистательный пианист, который был одним из основателей знаменитой советской телепередачи «Весёлые ребята».

Я очень артистично вёл себя за инструментом, чем всегда немного выделялся, поэтому Игорь Семёнович мне сразу сказал: «Не знаю, будешь ли ты пианистом, но артистом ты станешь точно!».

«Как Кармен могла променять такого красавца на этого пузатого дядьку?»

- После окончания школы я поступил в училище к Александру Ильичу Соболеву.

Но в футбол я играть не переставал, играл сначала на детском, школьном уровне. Футбол был для меня в приоритете. Как это часто бывает в детстве: в приоритете то, чем занимаешься факультативно – это правило любого нормального ребёнка. Сначала марки, фантики и пр., а потом уже уроки. Если мама говорила, что в субботу и в воскресенье надо идти на лыжах, то это воспринималось не как «погулять», а как обуза, поэтому потом я обязательно выторговывал себе 2 часа либо «на коробке» в зимний футбол, либо хоккей. И, стоит отметить, что играл я очень хорошо.

Параллельно я был свидетелем развивающейся карьеры моего отца, как оперного певца, как человека, который достигал всего своим трудом. У него была очень неоднозначная судьба: он начинал, как баритон, затем самостоятельно переделал свой голос в тенор. Когда состоялся его теноровый дебют в Пермском оперном театре, мне было 4 года. Это был спектакль «Опричник» Чайковского. Для такого юного возраста высмотреть и выслушать из-за кулис (детей в зал не пускали) эту достаточно тяжёлую для восприятия оперу – это дорогого стоит. Запомнились шикарные костюмы. Помню, постоянно участливо склоняющегося надо мной главного помощника режиссёра Георгия Волосникова в костюме Иоанна Грозного, а на сцене – своего отца, который по своей роли давал клятву перед опричниками, а они склонялись над ним с кинжалами – всё это было так страшно! Мама сидела в зале и переживала, что я могу выбежать на сцену и начать защищать папу.

А через 2 дня папа уже пел партию Хозе в «Кармен». Отец был очень интересен сценически, красиво выглядел на сцене, а партию Тореадора исполнял пенсионного возраста баритон, который пел весьма неплохо, но выглядел уже, признаться честно, не так эффектно. Единственный вопрос, который я задал маме после спектакля: «Как Кармен могла променять такого красавца на этого пузатого дядьку?».

«А, между прочим, я уже 2 года назад слушал «Норму» Беллини!»

- Вспоминаются мне и замечательные поездки с папой на гастроли, на Юг, где выступали различные театры. Так, уже в 5,5 лет в Симферополе я был свидетелем спектаклей с участием народной артистки СССР Марии Лукьяновны Биешу, в частности, «Норма» Винченцо Беллини. Тогда же я побывал на необычном спектакле «Севильский цирюльник» в постановке гастролирующего Кишинёвского театра: какая-то иностранная певица пела там все свои партии на итальянском языке, Николай Гнатюк – на украинском, а все остальные – на русском. Для меня это было очень интересно.

А в 1976 году состоялся дебют моего отца на сцене Большого театра в партии Германа оперы «Пиковая дама» П. И. Чайковского. Мне на тот момент было 7 лет. Помню, нам с мамой дали пропуски, билеты в ложу. Но бабушки-билетёры не хотели меня пропускать на вечерний спектакль – не положено детям было! И даже аргументы, что мой отец поёт в этом спектакле, на них не действовали. Зато их «убил» другой аргумент. Я им сказал: «А, между прочим, я уже 2 года назад слушал «Норму» Беллини! Вы вообще слышали эту оперу?». Меня сразу пропустили.

«Никакого «бебла» я не умею!»

- Поскольку я родился в декабре, то в школу пошёл с 7 лет и 9 месяцев. Там я сразу начал проявлять лидерские качества, так как был немного старше сверстников, крупнее, сильнее.

Кстати, при поступлении в школу тоже был смешной случай. Дело в том, что я очень рано – года в четыре - научился читать. К 7 годам я прочитал уже очень много книг. Это, кстати, папина заслуга: он читал самое начало книги, потом специально говорил, что устал, а мне же интересно узнать, что дальше было, вот я и продолжал дочитывать книгу сам.

Так вот, при поступлении в школу с углублённым изучением английского языка было довольно серьёзное собеседование. Завуч при приёме дала мне книжку и спросила: «Мальчик, ты умеешь читать бегло?». А мне послышалось какое-то «бебла». Я ответил, что никакого «бебла» я не умею. Она говорит: «Ну, тогда скажи, какая это буква?» и показывает на название книги. Я взглянул и ответил: «Это дидактический материал». Учитель сказала, что со мной всё ясно, и зачислила меня в школу.

Бросаться в руки и в ноги нападающему для меня не было проблемой

- Вся моя жизнь прошла либо в оперном театре, либо около него, поэтому мой музыкальный путь в жизни был определён с ранних лет.

После окончания училища я уехал из Москвы, переехал поближе к отцу (они с мамой развелись) – он к тому времени стал директором музыкального театра г. Самары. В Уральской консерватории я учился на двух факультетах – на вокальном и на фортепиано.

В тот момент моя жизнь круто изменилась: я попал в совершенно самостоятельную жизнь, почти полностью исчез контроль родителей, который присутствовал в Москве. Я стал больше времени уделять футболу, и однажды сбылась моя мечта: на одном из любительских зимних турниров я приглянулся тренеру одной из профессиональных футбольных команд и попал в мини-футбольную профессиональную команду! В ней я отыграл целых 2 года. Причём, будучи пианистом, играл в воротах! Это парадокс. Но, кстати, у меня никогда не было травм рук, в основном – травмы ног.

Не боялся ли я травмировать руки? Нет. Наверное, это идёт от отца, потому что он - человек абсолютно бесстрашный, в своё время один ходил на охоту на крупных зверей. И мне он прививал бесстрашие: учил прыгать в ледяную воду, спускаться в пещеру почти без страховки и пр. Поэтому бросаться на футбольном поле в руки и в ноги нападающему для меня не было проблемой. Только потом я стал осознавать, что люди иногда от этого в прямом смысле погибают, например, как Серёжа Перхун…

Но тогда мне было просто жутко интересно. Представляете: человек, который всю жизнь учился музыке, становится профессиональным игроком футбольной команды?! Помню, тогда начались мои первые серьёзные заработки... Жаль, что спустя 2 года полученные травмы коленей не позволили мне продолжить спортивную карьеру.

Навыки футбольных тренировок я перенёс на фортепиано

- Однажды в Самаре один молодой артист услышал, как я аккомпанировал отцу и предложил мне вместе работать. Так всё снова закрутилось вокруг музыки, я снова стал серьёзно играть на рояле. Футбольная же история научила меня по-настоящему трудиться.

В футболе были трёхразовые тренировки, и эти свои навыки я перенёс на фортепиано. Оказалось, что я могу заниматься музыкой и по 7-9 часов в день. Так, довольно быстро я набрал хорошую пианистическую форму и начал принимать участие в различных музыкальных конкурсах, получая свои первые дипломы в качестве концертмейстера.

Меня заметила народная артистка СССР Ирина Константиновна Архипова, пригласила меня работать в свой фонд. Около года-полутора я «болтался» между Самарой и Москвой, но затем окончательно переехал в Москву. К тому времени и отец закончил служение директора Самарского театра и остался там просто солистом. В общем, всё сложилось так, как должно было быть.

Сначала я работал в фонде «Ирина Архипова», затем, 12 лет назад, мы создали арт-проект «ТенорА XXI века», который на протяжении долгого времени достаточно успешно существовал без какой-либо поддержки извне.

Существует профессиональная команда, которая даёт очень много концертов и успешно выступает – всё это произвело впечатление на руководство Московского департамента культуры, и мне, как генеральному директору «Теноров», сделали предложение попробовать подать заявку на замещение должности директора театра «Новая опера». Так, 5,5 лет назад я стал директором этого театра.

Мне это дело очень интересно. За 5 лет удалось сделать очень много интересного, театр развивается. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы всё происходило ещё быстрее и интенсивнее, но надо признать, что результаты и так очень хорошие: у нас много качественных спектаклей, которые высоко отмечаются и критиками, и наградами; у нас много гастролей. Как музыкант я вижу, что с вокальной точки зрения у нас самая сильная труппа в Москве, очень хороший оркестр и потрясающий хор - всё способствует тому, чтобы творить.

Самое главное - оставаться для солистов театра коллегой

- Самое главное в деле руководства театром для меня – это стараться оставаться для солистов коллегой. Одновременно мне это и немного мешает. Я сам музыкант, поэтому иногда поступаю даже в ущерб каким-то административным интересам и встаю на сторону артистов. Так делал мой отец, потому что в Самаре он одновременно был и директором, и действующим солистом театра, и в нём всегда боролись две составляющие: с одной стороны, он должен был на некоторые моменты реагировать, как руководитель, но с другой стороны, в нём жило твёрдое ощущение партнёрства по сцене. Во мне это тоже живёт, мне с этим бывает трудно, но что поделать…

Я всегда считал, что никогда не смогу работать там, где мне могут указывать путь, но всегда стремился сам определять вектор в работе. Это было со мной и в детском саду, и в школе, и в училище, и в консерватории, и в «Тенорах». Дело, которое ты создаёшь сам и которым лично руководишь, даёт тебе больше возможностей, ведь ты сам перед собой отвечаешь. В театре «Новая опера» ответственность немного иного рода, поскольку приходится учитывать политику Московского департамента культуры. Но свобода творчества всё равно существует! Мы часто делаем достаточно смелые вещи, экспериментальные. Но всегда стараемся, чтобы зрителям было радостно приходить к нам. «Ромео и Джульета», «Фауст», «Тристан и Изольда» или детский спектакль «Гензель и Гретель» - эти спектакли пользуются большой популярностью среди зрителей. К сожалению, не у каждого человека есть возможность посещать театры каждый день, поэтому хочется людей радовать, чтобы они отдыхали душой и уходили от нас наполненными.

Природная скупость влечёт за собой и душевное нищенство

- Кстати, говоря о свободе творчества, могу сказать, что для меня этот принцип важен и в воспитании детей. Считаю, что крайне важно - воспитать в ребёнке чувство собственного достоинства и не ограничивать его внутреннюю свободу, не давать ему зажиматься. Но, безусловно, нужно помнить о грани, чтобы инициативность не превратилась во вседозволенность и разнузданность.

Лично я сам никогда не ходил «строем», бунтовал, когда меня пытались зажимать в определённые рамки. Я не говорю, что всё время против чего-то протестовал, но мне всегда казалось, что усреднённость мешает человеку раскрыть способности и таланты.

А ещё мне бы очень хотелось, чтобы мои дети, да и все мои окружающие, были бы людьми щедрыми: и душевно, и житейски. Это очень важно в любых ситуациях. Начиная с того, как люди расплачиваются за столом и заканчивая тем, как они ведут себя в повседневной жизни. В моей жизни встречалось очень много скупых во всех отношениях людей. А ведь природная скупость влечёт за собой и душевное нищенство.

Я работаю в театре, но мне очень не нравится психология массового коллектива. Со всеми, с кем я работаю, я всегда пытаюсь развивать чувство индивидуальности. Для меня очень показательно, как люди ведут себя в поездках, на гастролях. Есть вещи, которые меня просто убивают. Надеюсь, что мои дети никогда не будут в новогоднюю ночь подсчитывать, кто сколько принёс еды и пр. Мне это чуждо, дико и противно.

Мрачность и постоянное высказывание своего недовольства и неудовлетворённости – мне тоже чуждо. Люблю позитивные вещи, позитивных людей. Мне очень важно, чтобы рядом были улыбчивые люди, которые легко идут по жизни, оставаясь при этом внутренне глубокими.

О жизненных приоритетах

- Жизнь всё время вносит в наши планы свои коррективы. Для меня сейчас очень важно и радостно, что до моего 50-летия сохранили жизнь мои родители. Хотя я понимаю, что время неумолимо…

Очень важно для меня и не «упустить» своих детей: надеюсь, что они вырастут умными, воспитанными и хорошими людьми. Будут ли они большими профессионалами в музыке – не знаю, но самое главное, чтобы они занимались делом по призванию.

Как директор театра я буду и дальше всеми силами стараться театр развивать и делать всё возможное, чтобы сотрудникам было в нём интересно, а зрителям – радостно.

Ну, и, конечно, как руководителю, мне важно не упустить тот момент, когда нужно будет просто посмотреть на себя в зеркало и сказать самому себе, что уже достаточно. Хотелось бы, чтобы этот момент настал не скоро…